Мы становимся тем, к чему прикован наш взор.
Маршалл Маклюэн
В 1973 году основатель этологии Конрад Лоренц выпустил книгу «8 смертных грехов цивилизованного человечества», в которой были собраны его выступления на радио, посвященные тому, как современный человек вредит себе, не понимая этого. В настоящей статье — своего рода оммаже Лоренцу — я хотела бы изложить свое видение нескольких основополагающих грехов существующей медиареальности, которые принципиально влияют в настоящее время на наш вид.
Медиа увеличивают энтропию
Это не новый тезис, однако мне кажется важным разобраться, что на самом деле означает увеличении энтропии, опираясь на постулаты второго закона термодинамики.
Недавно я наткнулась на потрясающую статью основателя и Chief Technology Officer компании Witology, председателя Лиги независимых IT-экспертов Сергея Карелова, в которой доступным языком объясняются сложные нейрофизиологические законы, лежащие в основе работы мозга, в том числе принцип свободной энергии, сформулированный нейробиологом Карлом Фристоном.
В качестве вступления я хотела бы подробно остановиться на этой статье.
В основе многих природных феноменов лежит принцип наименьшего действия, который хорошо иллюстрирует траектория светового луча. Карелов пишет, что «принцип наименьшего времени в геометрической оптике, выдвинутый Ферма, постулирует, что свет выбирает из множества путей между двумя точками тот путь, который требует наименьшего времени. Т. е. луч света движется из начальной точки в конечную точку по пути, минимизирующему время движения».
Затем, рассмотрев ряд гипотетических возможных путей света, Карелов приходит к выводу, что «на путешествие по любой из гипотетических траекторий всегда потребуется больше времени, чем луч света тратит в реальности».
Принцип наименьшего времени Ферма поставил перед учеными вопрос, что же тогда собственно природа экономит? Карелов дает развернутый исторический обзор того, как формировался ответ на данный вопрос, и выдвигает ряд тезисов:
● Любой организм стремится к гомеостазу, то есть к поддержанию такого внутреннего состояния и свойств, которые будут адекватны окружающей среде, таким образом обеспечивая выживаемость. Иными словами: из всех возможных состояний живой организм будет выбирать то, которое совместимо с выживаемостью.
● Стремление к гомеостазу всегда реализуется в условиях увеличения хаотичности внешнего мира, так как второй закон термодинамики гласит, что энтропия неуклонно растет (энтропия— «это то, как много информации неизвестно о системе»).
● Для обеспечения выживаемости и поддержания гомеостаза необходим прогнозирующий мозг, который постоянно, с помощью сенсорных данных создает модель окружающей среды и внутренних состояний и пытается выработать наиболее подходящую стратегию действий для обеспечения главной цели — выживаемости. Если еще упростить, получается следующая цепочка: низкая энтропия —> высокая вероятность гомеостаза —> неожиданность мала —> удовлетворенный организм. При высоком уровне энтропии цепочка выглядит так: высокий уровень энтропии —> низкая вероятность гомеостаза —> неожиданность велика —> неудовлетворенный организм.
Из тезисов Карелова следует, что экономит природа не что иное, как саму вероятность гомеостаза. Для ее экономии системе, управляемой прогнозирующим мозгом, необходимо избегать неожиданностей, так как именно неожиданность есть угроза выживаемости. Но так как понятие «неожиданность» в формулу превратить невозможно, Карл Фристон предложил понятие «ошибка модели». Ошибка модели фиксирует разницу между реальными сенсорными данными и их моделью в мозге: «в качестве верхней границы неожиданности (максимума ошибки модели) будет величина, называемая в статистической физике “свободная энергия”. Она по определению будет больше или равна неожиданности (ошибки модели), ибо свободная энергия = неожиданность + дивергенция».
Фристон открыл, что принцип наименьшего действия реализован в природе с целью экономии свободной энергии и пришел к важнейшему выводу, что «сопротивляясь второму закону термодинамики, мозг прибегает к самоорганизации в борьбе с царящим в мире беспорядком… Мозг — это самоорганизующаяся система, минимизирующая свою энтропию и тем самым противостоящая естественной тенденции к беспорядку, поддерживая устойчивый и гомеостатический обмен с окружающей средой».
Почему это важно в разговоре о современной медиареальности? Ответ прост: перманентно меняющаяся лента новостей с помощью сенсорных данных попадает на радар прогнозирующего мозга, а так как информация эта появляется лавинообразно и меняется она очень быстро, можно утверждать, что медиа — это не что иное, как средство перманентного увеличения энтропии. Одна из важных характеристик любого медиа в битве за наше внимание и собственное выживание — потоковость, которую характеризует короткий перерыв между сообщениями (мои наблюдения показывают, что новостные телеграм-каналы делают публикации с интервалом примерно в три минуты). В итоге мы имеем ускоренную технологиями энтропию и заточенный на сканирование окружающей среды и внутренних состояний прогнозирующий мозг, который стремиться обеспечить гомеостаз, редуцируя неожиданность с минимально необходимыми усилиями.
Обновление новостной ленты приносит прогнозирующему мозгу новую информацию, которую он запрограммирован учитывать для создания модели мира и необходимых действий. Например, вы узнали, что число заболевших в вашем регионе возросло и завтра вводят новые ограничения, и прочитали десяток постов ваших друзей на эту тему, каждый в своем тоне и со своими эмоциями. В этот момент образуется прямая связь между информацией из окружающей среды и реакцией прогнозирующего мозга на нее: энтропия высока —> вероятность гомеостаза вообще неясна —> неожиданность велика —> неудовлетворенный организм. Информационный клаттер плох не тем, что его невозможно объять, а тем, что прогнозирующий мозг находит на медиареальность свой специфический ответ (потому что ему необходим гомеостаз при любых условиях).
В завершение раздела я хотела бы подвести первый итог: медиареальность постоянно увеличивает энтропию, так как сам принцип формирования новостной повестки построен на регулярном обновлении, которое, увеличивая параметр «неожиданность» в прогнозе моделирования мозга, снова и снова приводит всю систему / организм в состояние неудовлетворенности, так как будущее неопределенно. Так как важнейшей целью системы является стремление к гомеостазу при любых условиях, вероятно, что на данную реальность прогнозирующий мозг формирует свой специфический ответ / реакцию, о результатах которой я расскажу далее.
Медиа глобализуют центральную нервную систему человека
Прежде чем поговорить о том, как неудовлетворенный мозг в ситуации перманентной энтропии отвечает на условия внешней среды, я хочу остановиться на том, как устроены взаимоотношения человека и медиа.
Для моих размышлений важно понятие жизненного мира в интерпретации Юргена Хабермаса. По Хабермасу, «жизненный мир» — это «резервуар, из которого участники коммуникации черпают убеждения, чтобы в ситуации возникшей потребности во взаимопонимании предложить интерпретации, пригодные для достижения консенсуса». Из этого определения видно, что «жизненный мир» — понятие коммуникативное, то есть в его пределах необходимы средства, обеспечивающие взаимопонимание и консенсус.
Хабермас утверждает, что для того, чтобы успешно действовать в «жизненном мире» и его ключевых структурах (общество, личность и культура) и достигать понимания, человек вынужден, в том числе, оперировать текстами.
Для того, чтобы развиваться в рамках своей культуры, человеку нужно:
• Знать и понимать, как устроен «жизненный мир» и где находятся необходимые ресурсы.
• Усваивать схемы, алгоритмы и модели поведения для эффективного взаимодействия.
• Осваивать принципы и нормы взаимоотношений с другими людьми и коллективами для развития ценностей и принципов данной среды.
• Обладать тем, что дает оправдание жизни в целом, поступков и событий (смысл жизни).
Информацию об этом можно найти в текстах, именно поэтому текст называется хранителем культуры. Процесс постижения мира и своей культуры, как и нахождение консенсуса, невозможен без постижения / использования текстов.
В этой связи можно обозначить ряд других ключевых потребностей человека, которые реализуются в том числе через тексты:
Самоидентификация. Человек испытывает потребность соотносить себя с идеями, ценностями и принятыми образцами его культурной среды. Ощущение разделяемой реальности противостоит одиночеству и изоляции.
Потребность в идентичности. Доступна через веру, статус, стремление оставить свой след в истории, через принципиально новый опыт, через поиск / обретение смысла жизни.
Потребность быть личностью. Человек не только познает и включается в «жизненный мир», но и стремиться сделать свой вклад в него. Часто первое ассоциируют с обладанием некими культурными артефактами, а второе — с потребностью в творческой самореализации.
Потребность в статусе. Может быть реализована через авторитет (профессионализм), богатство и славу. В каждом обществе или общностях могут быть свои культурные доминанты.
Потребность в инфосоциализации. После появления электронных средств связи данная потребность заняла самостоятельное место. Сегодня социализация предполагает обязательную включенность в медиареальность. Она играет важную роль в становлении личности: готовность к усвоению, воспроизведению и анализу информационного капитала человечества определяет качество социализации человека. И это двунаправленный процесс: индивид тоже влияет на медиареальность.
Вышесказанное приводит к важному промежуточному выводу: текст — акт не речевой деятельности, а коммуникативной, потому что всегда целеориентирован. Каждый автор ставит перед собой цель оказать воздействие на другого.
С развитием электронных средств связи на первый план выходит постулат Маршалла Маклюэна medium is the message, то есть средство распространения сообщения определяет само сообщение. В этот момент возникает понятие медиатекста, который, по определению Татьяны Добросклонской, есть сообщение + канал.
Отличительные черты медиатекста:
• Информация тиражируется за счет цифровых средств связи.
• Отсутствует прямая связь между производителем и потребителем, адресат заранее неизвестен (не путать с интерактивностью). Собственно, эта революция произошла благодаря Гутенбергу.
• Конвергенция (соединение разных способов трансляции информации в пределах одного медиа).
• Потоковость (практически полное отсутствие перерыва между публикацией материалов).
• Интерактивность и кастомизация (контент предполагает взаимодействие и адаптируется под запрос публики).
• Информационное взаимодействие (моментальная реакция на сообщение: лайк, репост, переход по ссылке).
• Расчет на доступность, что ведет к упрощению формы, языка и т. д.
• Расчет на эмоциональное восприятие (в условиях ограниченного времени потребления «воздействие» проще осуществить через эмоцию любого спектра, вернее, совмещая негативные с позитивными).
• Оперативность и актуальность.
Осознав, что, благодаря развитию технологических средств связи, средство сообщения становится самим сообщением, то есть по сути открывает новые грани воздействия на адресата, Маклюэн в начале 1960-х пришел к грандиозному выводу, который актуален и сегодня: медиа глобализуют центральную нервную систему человека. Массмедиа не просто транслируют информацию, они буквально преодолевают ограничения времени и пространства, являясь расширением человека.
Я называю этот вывод грандиозным, потому что и во времена Маклюэна, и в наши дни продолжает бытовать мнение, сформулированное Давидом Сарноффом за несколько лет до выхода «Понимания медиа»: «Мы слишком предрасположены делать технологические инструменты козлами отпущения за грехи тех, кто ими орудует. Продукты науки сами по себе ни хороши, ни плохи; их ценность определяется тем, как они используются». Маклюэн называет эту позицию «сомнамбулизмом», иронизируя, что с таким же успехом можно утверждать, что «огнестрельное оружие само по себе не хорошее и не плохое». Можно констатировать, что кино принесло в привычный последовательный (линейный) мир человека мир творческой конфигурации и структуры. И именно кино, по утверждению Эрнста Гомбриха, стимулировало развитие кубизма (кубизм устраняет одну точку зрения и представляет все грани объекта одновременно; этот эффект дает зрителю «мгновенное чувственное восприятие целого»). Так мир, демонстрируемый медиа, оказывается одновременным и мгновенным: все происходит везде и прямо сейчас. Именно так, по утверждению Маклюэна, «воздействие технологии происходит не на уровне мнений и позиций, оно меняет чувственные пропорции, или образцы восприятия, последовательно и без сопротивления».
Маклюэн делит массмедиа по силе воздействия или количеству стимулируемых органов восприятия и вводит представление о горячих и холодных средствах коммуникации. Горячими медиа он называет такие средства, которые расширяют одно-единственное чувство до высокой степени определенности, например, радио. Телефон же является холодным средством (или средством с низкой определенностью), потому что ухо получает скудное количество информации. Речь тоже является холодной, потому что слушателю передается очень мало и многое необходимо достраивать на ходу. Именно поэтому, с одной стороны, горячие средства оставляют не очень много простора для заполнения и достраивания образа, с другой — холодные, напротив, вовлекают и предлагают участие для довершения недостающей информации. Мы привыкли считать интерактивность, кастомизацию, конвергенцию сильными средствами в борьбе за внимание, однако регулярное вовлечение в потребление информации всех возможных органов восприятия, которые доступны современным медиа, ставят под большой вопрос, говорит ли это о развитии этих органов восприятия или ведет к деградации в связи с почти полным отсутствием необходимости достраивать что-либо самостоятельно. Так, чтобы быть в курсе свежих новостей во времена Маклюэна необходимо было прочитать газету (горячее средство связи) = обдумывать то, что читаешь, про себя, спорить / соглашаться, представлять целый визуальный ряд к событиями. То есть один простой ритуал и довольно много тренировки, разогревающих органы восприятия каждый день. А если прибавить к этому, что между чтением газеты, прослушиванием радио и просмотром телевизора у человека возникали перерывы, получается, что такие тренировки были еще и дозированными. Хотя потребление информации было неизбежно (и, как и сегодня, оно приводило к увеличению энтропии), этот процесс был локализован в определенные интервалы. Сейчас же всплывающее уведомление может перенести вас из комфортной среды «Инстаграма» к информации о, например, террористическом акте. И это происходит почти 24 часа.
Даже когда информация распространялась ограниченным количеством средств связи и воспринималась дозировано, влияние медиа на поведение и привычки человека были грандиозны и весьма заметны. На одну из них обратил внимание и Лоренц в 1973 году: «Почему некоторые люди, в остальном весьма взыскательные в интеллектуальном отношении, предпочитают собственному обществу безмозглые рекламные передачи телевидения? Несомненно, только потому, что это помогает им вытеснить размышление».
Итак, если медиа расширяет ЦНС человека, означает ли это, что такая активная информатизация и обогащение сенсорных данных помогает прогнозирующему мозгу уменьшать энтропию и приходить к гомеостазу?
Медиа разобщают внутренний мир человека Область ментального здоровья.
В стремлении удовлетворить потребность в инфосоциализации человек потребляет максимум информации, стараясь тратить на этом минимум времени. Так, например, если предполагаемое время чтения новостной заметки составляет 2 мин. 16 сек., то реальное время чтения — 1 мин. 17 сек. Предполагаемое время взаимодействия с более объемным развлекательным контентом (мода, спорт и т. п.) — 5 мин. 8 сек., реальное — 2 мин. 8 сек. За один «сеанс» потребления пользователь может открыть от 3 до 30 публикаций и потратить на них освоение от 10 минут до полутора часов.
Примечательно, что одна из наиболее распространенных стратегий медиапотребления — беглый просмотр заголовков в социальных сетях (см. исследование «Модели медиапотребления», построенное не на опросах, а на реальном скрининге медиаповедения).
Однако это не дает реальной экономии времени: в среднем человек пользуется смартфоном 3 часа и 15 минут в день, обращаясь к телефону 58 раз в день, чтобы просмотреть социальные сети, мессенджеры, почту и т. д. Фактически любая пауза в любой иной активности сегодня заполняется «беглым просмотром» обновлений.
Это маниакальное желание бесконечно обновлять знание о происходящем в мире является результатом синдрома упущенной выгоды (FoMO). Так как медиареальность существует одновременно и мгновенно, возникает страх что-то упустить. Ключ к пониманию этого страха состоит в том, что предназначение нашего мозга уменьшать энтропию и сохранять гомеостаз, но в среднем 58 раз в день мы ее увеличиваем, раздергивая мозг и центральную нервную систему. В то же время сотрудники Пенсильванского университета провели исследование, в котором доказали, что сокращение использование социальных сетей до 30 минут в день уменьшает тревожность, ощущение депрессии и способствует благополучию (well-being).
«Вы регулярно наблюдаете, как другие люди находятся вместе, что может усилить чувство одиночества, зависть и отчуждение, — говорит Гейл Сальц, доктор медицины, доцент психиатрии Нью-Йоркской пресвитерианской больницы Медицинской школы Вейл-Корнелл. — Это создает ощущение, что вы можете наблюдать только со стороны, не можете участвовать, да и в целом не можете соответствовать уровню людей, за которыми наблюдаете, а если попытаетесь, наверняка не справитесь».
Забавно, что сейчас развивается целая индустрия «успокоения» разогретого интернетом и социальными медиа мозга. Так, с 2015 года было выпущено более 2000 приложений для смартфонов, которые помогают устранить тревожность, заснуть, сконцентрироваться. По оценке IBISWorld, к 2025 году доход от таких приложений составит составит уже $30 млдр. Оказывается, что редукция стресса тоже становится весьма перспективным бизнесом.
Я говорю «забавно», потому что идет не борьба с причиной такого состояния, а лишь небольшая корректировка его последствий. Очередное прикладное решение, продиктованное стремлением к максимальной продуктивности и прибыли. Описанные выше ментальные разобщения подтверждают пророческое высказывание Маклюэна о том, что медиа не просто передают информацию, но становятся частью центральной нервной системы и оказывают на человека колоссальное воздействие. Именно ЦНС мы и стремимся успокоить, устанавливая очередное приложение для медитации. Медиа ворвались в наш эмоциональный центр и вместе с тем в наш внутренний мир, вызывая целый спектр ментальных разобщений.
Область когнитивных способностей.
Так как человек регулярно находится в Сети, у него формируется ощущение ложной информированности: «я знаю, что происходит, следовательно, уменьшаю уровень неожиданности и чувствую контроль над ситуацией». Однако здесь и содержится ловушка, которая не уменьшает, а увеличивает энтропию: знание само по себе не приносит ощущение контроля. Точно так же знание не обязательно и не всегда дает понимание: даже если мы очень много знаем, не факт, что мы в полной мере понимаем суть того или иного явления или процесса. В итоге стремление держать баланс этой цепочки превращается в doomscrolling — привычку листать ленту ради плохих новостей. Но на самом деле знания о событиях на другом конце Земли не повышают нашу информированность, это просто факты, причем не всегда достоверные, если брать во внимание феномен fake news.
И тут стоит упомянуть два важных понятия: деконтекстуализация и смерть экспертизы.
Несмотря на то, что мы имеем безграничный доступ к информации и можем узнать все, мы не становимся ни более информированными, ни более умными, что показал Том Николс в работе «Смерть экспертизы»: «В настоящее время уровень фундаментальных знаний среднестатистического американца так упал, что он пробил границу “невежественного человека”, прошел черту “неверно информированного”, а теперь катится в сторону “агрессивно заблуждающегося”. Люди не просто верят глупостям, они активно сопротивляются процессу познания и не хотят отказываться от своих неверных убеждений».
Основные тезисы Николса:
• Развитие интернета уничтожило дистанцию между экспертами и обывателями: каждый имеет право высказаться по теме, аргументируя это демократическим принципом свободы слова. До формирования постиндустриального общества по-настоящему экспертная дискуссия и споры реализовывались в закрытых средах специалистов, они были скрыты от глаз публики, которая получала лишь результат этих дискуссий в виде законченного аргументированного вывода.
• Всеобщее образование и его доступность, как бы это ни было парадоксально, не всегда способствуют реальному повышению образованности. Напротив, это ведет к активному распространению заблуждения, что все кругом «в целом образованные люди» и могут судить обо всем на свете. Образование оказалось не начальной точкой познания мира, а конечной целью.
• Каждый человек склонен подтверждать свою точку зрения (confirmation bias), а алгоритмы социальных медиа только потворствуют этому. При этом поисковики и базы знаний не представляют собой массив структурированной последовательно выдаваемой информации — они просто есть. Именно поэтому выстроить системное знание о каком-то предмете, не имея фундаментальных знаний, с помощью Google / Wikipedia просто невозможно. Грубо говоря, невозможно загуглить то, о чем вы не имеете понятия.
• Интернет «не только богатое хранилище знаний, но еще и средство распространения повальной дезинформации»: «Интернет не только отупляет многих из нас, он делает нас более жестокими: сидя в одиночестве за клавиатурой, люди склонны больше спорить, чем обсуждать, и больше оскорблять, чем слушать».
• Сверхконкурентная среда не дает возможность СМИ поддерживать уровень журналистики на одном уровне качества. Скорость появления материалов и их привлекательность — основные требования к современным СМИ, поэтому многие статьи не выдерживают никакой критики, а привлеченные эксперты нужны лишь для броских цитат, которые увеличивают трафик (при этом презентабельная внешность и навык публичной дискуссии являются критически важными для приглашенных экспертов, поэтому не всегда привлекаемый СМИ эксперт является самым сильным специалистом в своем поле).
Активная информатизация общества и проникновение цифровых медиа во все сферы человеческой деятельности не только не способствуют уменьшению энтропии, облегчая работу прогнозирующему мозгу, но, напротив, вносят заметные искажения во внутренний мир человека, вызывая ментальные разобщения, увеличивая стресс и негативно сказываясь на когнитивных способностях, что, в свою очередь, ведет к редукции способностей к анализу, структурированию информации и формированию собственного суждения в результате размышлений. Для размышлений человеку необходимо не только свободное время, но и специальный навык, который либо исчезает со временем, либо не развивается вследствие того, что каждую свободную минуту человек заполняет потреблением медиа, воспринимая это как само по себе конструктивное времяпрепровождение.
Медиа поляризуют общество
Тезис о том, что поляризация общества, порождаемая социальными пузырями (social bubbles), является полноценной угрозой для демократии США, еще в 2017 году озвучил Барак Обама: «Для слишком многих из нас стало безопаснее уйти в собственные “пузыри”, будь то районы, в которых мы живем, кампусы колледжей, места поклонения и особенно наши аккаунты в социальных сетях, где мы окружены людьми, которые похожи на нас и разделяют те же политические взгляды и никогда не оспаривают наши предположения. В наших пузырях так спокойно и безопасно, что мы начинаем принимать только ту информацию (неважно, правдива она или нет), которая соответствует нашему мнению, вместо того, чтобы основывать свое мнение на имеющихся аргументах и фактах».
Не стоит думать, что какая-нибудь другая страна может быть исключением, учитывая глобальный характер ключевых социальных сетей.
Объединение жителей планеты в одном цифровом пространстве приводит к их разделению в результате формирования «эхо-камер» (echo-chambers), в которых каждый, по сути, слышит только отголоски самого себя. Сталкиваясь с мнениями «друзей» в ленте, пользователи подвержены влиянию и даже способны отписываться от тех, чье мнение слишком отличается, что и приводит к формированию поляризованных «эхо-камер»: «Пользователи могут изменять как свое мнение, так и социальные связи на основе информации, которой они подвергаются посредством шеринга (sharing). Динамика модели показывает, что даже при минимальном влиянии и удалении из друзей социальная сеть быстро превращается в отдельные, однородные сообщества».
Например, исследование Social influence and unfollowing accelerate the emergence of echo chambers, опубликованное в Journal of Computational Social Science, позволяет увидеть это наглядно.
Тенденция к формирования «эхо-камер» демонстрирует высокий градус эмоционального накала в обсуждениях онлайн и отсутствие разнообразия мнений. По сути, расходясь по полярными «эхо-камерам», пользователи не могут воспринимать альтернативные взгляды и позиции; возможность аргументированного диалога без эмоций почти невозможна, есть только «свои» и «чужие». Воспринимать Другого всегда сложно, потому что каждый человек обусловлен происхождением, культурной средой, национальностью, расой, гендером и пр. Теперь же к этим источникам обусловленности добавилось и медиапотребление, осложняя возможность понимания и достижения консенсуса, столь необходимое для поддержания «жизненного мира».
Причины, которые стоят за формированием этой тенденции, безусловно, скрыты в алгоритмах социальных медиа. Однако я полагаю, дело не только в них: предположения алгоритма, что нам понравится или будет интересно потворствует как нашими встроенными программами идентификации, так и слабостям, возникшим в цифровую эпоху.
1. Предвзятость восприятия. Люди склонны подтверждать свою точку зрения. Именно в общении с другим, как с зеркалом, человек подкрепляет свой ценностный каркас и таким образом утверждает личность.
2. Самоидентификация через группу (уточнение первого пункта). Ранее мы говорили, что человек не только ищет подтверждения своим взглядам, но и нуждается в одобрении. Взгляды, мнения и интересы только тогда кажутся важными и значимыми, когда есть и Другой, способный оценить и/или разделить их с нами.
3. Узость профессиональной специализации постиндустриальной эпохи. Сегодня, когда успех на рынке труда требует от человека реализации конкретного прикладного навыка (см. бум онлайн-образования, дающего не фундаментальные знания, а узконаправленные навыки), идентификация отдельной личности в значительной степени реализуется через профессию, что влечет за собой сужение круга общения, в то же время помогая алгоритмам социальных сетей подбирать «близких» друзей.
Так, алгоритмы новостной ленты отдают предпочтение историям, с которыми пользователи с большей вероятностью будут взаимодействовать в будущем, основываясь на прошлом взаимодействии. Система рекомендаций дружбы предлагает новые связи, основанные на общих интересах, убеждениях и друзьях, что часто приводит к закрытию открытых триад. И, наконец, социальные сети дают пользователям возможность разорвать узы, которые, хотя и не по замыслу, часто связывают их с теми, с кем они не согласны.
4. Исчезновение культуры досуга. Довольно часто можно услышать, что имярек так устал, что все выходные спал и смотрел Netflix. Думаю, причины такого времяпрепровождения можно объяснить следующим образом. Несмотря на то, что в течение многих десятилетий рабочее время сокращалось, а свободное время, как и предсказывал Джон Кейнс, увеличивалось, в 2000-е произошел парадоксальный разворот, на который обратили внимание американские исследователи Линда Граттон и Эндрю Скотт в работе «Эпоха долголетия». Если в 1979 году только 15% наиболее высокооплачиваемых американцев работали больше 50 часов в неделю, то к 2006 году эта цифра почти удвоилась и достигла 27%. С низкооплачиваемыми работниками все происходило наоборот. В 1979 году 22% наиболее низкооплачиваемых работников-мужчин трудились больше 50 часов в неделю. А к 2006 году эта цифра снизилась почти вдвое — до 13%. Таким образом, «праздный класс» Веблена, судя по всему, так и не реализовался в лице высокооплачиваемых топ-менеджеров, так как им приходится все больше и больше работать, во-первых, чтобы обеспечить подходящий их статусу досуг, а во-вторых, чтобы поддерживать корпоративный дух успешного и востребованного сотрудника. Отвлекаясь от самых богатых и успешных, интересная тенденция наблюдается и у среднего класса. Ноам Хомски однажды заметил, что молодые девушки предпочитают «провести субботний вечер в торговом центре вместо библиотеки». Так и жители Москвы среднего возраста, согласно недавнему исследованию, тоже выбирают кафе и торговые центры своим излюбленным видом досуга. Примечательно, что «даже декларируя желание ходить в учреждения культуры, на практике москвичи выбирают для повседневного досуга более привычные и удобные места — кафе и рестораны».
Такие предпочтении в отношении досуга формируются не из-за возможной экономии денег, а из-за экономии времени и энергии: любой культурный досуг требует определенного планирования и обдумывания. В связи с общей нехваткой времени, постоянным стрессом, ментальной разобщенностью, даже такое незначительное усилие, как планирование досуга, может казаться трудным. Вот и ответ на вопрос, почему люди сутками смотрят Netflix. Это чуть ли не буквальная реализация закона наименьшего действия — самый простой выбор, который еще в состоянии сделать «перегретый» мозг.
Вместе с тем упрощение или оскудение досуга, как и узкая профессиональная специализация, уводит индивида от возможности стать всесторонне развитым человеком, консервируя его в «эхо-камерах» и замыкая его в ограниченном круге общения, что влечет за собой сужение взглядов, интересов и мнений.
Низкий уровень фундаментальных знаний, «отупение», о котором говорит Николс, ровно как и отсутствие медиаграмотности довершают картину, способствуя формированию «эхо-камер».
Заключение
На фоне поляризации и консервации человека внутри «эхо-камер» мы видим всплеск так называемых очагов влияния (campfires). Устав от безумных потоков неструктурированной агрессивной информации в «Твиттере», «Фейсбуке» или «Инстаграме», новые поколения пользователей перетекают на другие платформы, образуя малочисленные, но более интегрированные очаги влияния и взаимодействия.
В таких сетях появляются локальные лидеры мнений, авторитет которых не обязательно подкреплен формальными критериями, этот статус (лидера мнений) предоставлен группой как бы автоматически или случайно. Так возникают нано- и микроинфлюенсеры, которые объединяют небольшие группы людей и добиваются большей вовлеченности и обратной связи. Полагаю, лидером становится тот, кто, по мнению группы, представляет собой как бы лучшую версию каждой отдельной личности, являясь своего рода квинтэссенцией всех «доблестей» данной структуры. Такие микросреды обещают участникам больше приватности, открытости и доверия, потому что совсем чужих там просто не окажется. В данный момент подобные очаги формируются вокруг развлечений, игр, ЗОЖ, хобби и вовлечено в них в основном поколение Z.
Однако, беря во внимание, что данные группы создают видимость реального объединения людей на более открытых и доверительных началах, формируя тем самым возможность преодолеть вышеизложенные грехи медиа, велика вероятностью, что со временем количество таких «костров» начнет заметно увеличиваться, привлекая к себе все больше людей. Это приведет к большей цифровой сегрегации, что превратит общество не просто в ряд поляризованных, не способных к диалогу кластеров, а в целое множество своего рода сот, переход между которыми будет трудноосуществим, потому что их наличие не будет осознаваемо (так же как и сейчас сами участники этих «костров» не знают, что находятся в них).
Стоит также отметить, что со временем все большее локальных лидеров мнений смогут успешно монетизировать среду, которая спонтанно возникает вокруг них. С помощью простой механики giveaway участники среды получают бесплатно что-то ценное для них от лидера группы, а лидеру достается рекламный бюджет в виде гонорара. Таким образом цифровая сегрегация будет детерминирована уже не только фактом объединения на базе схожих ценностей и интересов, но будет иметь и экономическую подоплеку, формируя более тесную связь.
Описанные тенденции приводят к пониманию стоящей перед современным обществом опасности — сегрегация людей по изолированным сотам означает распыление общей культурной и цивилизационной среды, то есть речь идет о растворении «жизненного мира» нашей цивилизации.
Противостояние этой опасности необходимо и, главное, возможно. Я вижу эту возможность в формировании специфического алгоритма поиска, сбора и анализа информации, позволяющего избегать или преодолевать сегрегацию. Выработка конструктивного пути взаимодействия с медиареальностью позволит использовать ее по назначению, переключая внимание человека с того, что он видит (what we behold) на то, что есть внутри него.
Эпилог
«Впрочем, Бог даст, образуется все. Ведь не много и надо тем, кто умеет глядеть, кто очнулся и понял навеки, как драгоценно все, как все ничтожно, и хрупко, и нежно, кто понимает сквозь слезы, что весь этот мир несуразный бережно надо хранить, как игрушку, как елочный шарик». — Тимур Кибиров, «Послание к Леночке».
